Великая фальсификация России, обманувшая весь мир. Золотая тиара царя Сайтаферна. История в деталях и подробностях.

         Весной 1896 года парижский Лувр приобрел новый ценный экспонат. В зале античного искусства одного из лучших музеев Европы была выставлена для обозрения редчайшая находка – золотая тиара скифского царя Сайтоферна, правившего скифскими племенами в третьем веке до нашей эры и получившего ее в дар от жителей Ольвии.

1. Тиара Сайтафарна. Типология: современная работа; шлем (конический).

         Впоследствии выяснилось, что тиара оказалась подделкой, изготовленной незадолго до этого одесским ювелиром Израилем Рухомовским. Так называемая тиара Сайтаферна представляет собой драгоценный головной убор высотой 17,5 см, диаметром 18 см и массой 486 г, чеканенный целиком из тонкой золотой полосы.

2. Изображение тиары Сайтафарна.

          Фактически по форме она является не тиарой-диадемой, а куполообразным шлемом. Шлем разделен на несколько горизонтальных поясов с чеканкой. Все они, кроме центрального, — орнаментальные. На центральном, самом широком, изображены 4 сцены из гомеровского эпоса, посвящённые Ахиллу, кроме него, изображены Патрокл, Брисеида и Одиссей. На других фризах изображены: картина охоты скифского царя на крылатого зверя; рельефные фигурки всадников-скифов, а также быков, лошадей и овец. Навершие украшала свернувшаяся клубком змея, поднявшая голову.

          Между вторым и третьим поясами на древнегреческом языке нанесена надпись, сделанная тем же шрифтом, что и в «Декрете в честь Протогена», где упомянут царь Сайтаферн (Сайтафарн, Сайтоферн): «Царя великого и непобедимого Сайтаферна. Совет и народ ольвиополитов»

3. Изображение Сайтаферна в короне опубликовано в газете Ле Монд в 1904 г.

          При продаже тиара выдавалась за работу мастеров причерноморского античного греческого города Ольвии, которую они изготовили в подарок скифскому царю Сайтаферну. Говорилось, что она найдена при раскопках могильного кургана царя и его жены. На ней имелся единственный изъян в виде вмятины, будто от удара мечом.

          Античная Ольвия была основана примерно в шестом веке до нашей эры в устье Буга, недалеко от нынешнего Очакова. Благодаря своему выгодному географическому положению, развитию торговли и промышленности, богатая Ольвия занимала одно из первых мест среди греческих городов Понта Эвксинского (Черного моря). Но спустя почти тысячу лет, в середине третьего века н.э., одна из крупнейших греческих колоний в Северном Причерноморье была разорена и разрушена племенами готовдаков.

           В девятнадцатом веке благодаря раскопкам русских археологов на месте древней Ольвии были обнаружены богатейшие погребения и клады. Из небытия возвращались творения античных мастеров: скульптуры, расписные вазы, золотые и серебряные украшения, мраморные плиты с текстами на древнегреческом языке. Среди находок оказалась и плита-колонна из белого мрамора, которая была обнаружена в 1822 году и вошла в историю под названием «Декрет Протогена» (ныне находка хранится в Петербурге). Надпись на ней гласила, что ольвийский гражданин Протоген, чтобы защитить город от разорения, преподнес скифскому царю Сайтоферну 900 золотых монет. «Совет и народ постановили 20-го числа, архонты и семь предложили: (…) Протоген, унаследовав от отца благосклонность к народу, всю жизнь продолжал говорить и действовать лучшим образом: во-первых, когда царь Саитафарн прибыл в Канкит и требовал даров, [дававшихся ему по случаю] проезда, а общественная казна была пуста, он по просьбе народа дал 400 золотых; (…) и когда отдано было на откуп снаряжение посольства в резиденцию царя (Саитафарна) по постановлению, (…) то Протоген, увидя, что город подвергнется большим неприятностям, сам, явившись в собрание, дал эти 300 золотых; (…); и когда царь Саитафарн явился на ту сторону за дарами и архонты, созвав народное собрание, объявили о прибытии царя и о том, что в казне нет никаких сумм, Протоген, выступив, дал 900 золотых…»^[3]

          Нижний кусок плиты был отбит, и на ней мог располагаться какой угодно текст, что и вдохновило поддельщиков

          Надо отметить, что вместе с начала первых археологических открытий и появления старинных предметов, в России начинается бум фальсификации подобных предметов. С конца 60-х годов XIX в. центрами этой деятельности были Новочеркасск, Ростов-на-Дону, Керчь, Северный Кавказ. Подделывали самые различные вещи: глиняные вазы, надписи на мраморе, монеты, золотые и серебряные украшения. С течением времени промысел этот ставится на все более широкую ногу. В 90-е годы появляются уже настоящие «фабрики» подделок в Очакове и Одессе, где были центры торговли южнорусскими древностями. Известный русский ученый Л. Л. Портье-Делагард писал в 1896 г.: «В последние годы поддельные вещи стали появляться в большом изобилии, преимущественно очень ценные, причем они заметно и быстро улучшаются в качестве и увеличиваются в количестве». Объяснял он это значительным повышением цен на древности как на внутреннем, российском, так и на международном рынке.

       Часто фальсификаты были столь высокого качества, что вводили в заблуждение даже самых искушенных знатоков.

           Большого размаха подделка древностей в России достигла в 90-е годы прошлого столетия. Известный русский ученый Л. Л. Портье-Делагард писал в 1896 г.: «В последние годы поддельные вещи стали появляться в большом изобилии, преимущественно очень ценные, причем они заметно и быстро улучшаются в качестве и увеличиваются в количестве». Объяснял он это значительным повышением цен на древности как на внутреннем, российском, так и на международном рынке.Фабриковались также «этрусские» расписные вазы, терракотовые статуэтки и т. д. Но особенно прославились подделки из драгоценных металлов, в первую очередь из золота.

           Особенно  большой размах производство поддельных древностей приобрело в Одессе и Очакове, где они выдавались за находки из близко расположенной Ольвии. Мошенники действовали хитро. Дорогую подделку искусно обрабатывали, придавая ей вид древней: вазы разбивали и затем склеивали, вещи помещали в такие условия, чтобы они покрывались окислами, подобно предметам, долгое время пролежавшим в земле, и т. д. Поддельную вещь обычно пе продавали в одиночку, а чаще всего предлагали ее покупателю вместе с подлинными древностями, которые должны были ее замаскировать. Нередко это удавалось. Порою в заблуждение вводились даже самые опытные, маститые специалисты. Изделия фальсификаторов появились в русских музейных собраниях. Вскоре они вышли и на международную арену: через посредство Гохманов или их подставных лиц ольвийские подделки были приобретены, и притом по очень высокой цене различными европейскими музеями.

           В феврале 1896 года в Вене, столице Австро-Венгерской империи, объявился некто Ш. Гохман, который положил на стол перед членами директората венского музея золотые фибулы (пряжки), которыми скрепляли одежду на плечах древние греки, и серьги работы древнегреческих мастеров. Дав полюбоваться этими редкостями и таким образом психологически подготовив клиентов, он вынул какой-то предмет, завёрнутый в шерстяные тряпки, и, развернув, торжественно объявил: «Тиара скифского царя Сайтафарна».

          Бруно Бухер и Гуго Лейшинг, видевшие многие древности, были, по их собственным словам, потрясены. Вот запись их рассказа: «На столе, излучая мягкое матовое сияние золота, стояла древняя чеканная Тиара изумительной работы и превосходной сохранности. Только в одном месте виднелась небольшая вмятина, словно от удара меча, но украшения вокруг почти не были повреждены».

         Первый вопрос, который задали восхищённые и поражённые директора Венского музея, был «Гер Гохман, откуда у Вас эта корона?». По словам Лейшинга, тот ответил: «Чудес на свете не бывает, хотя эта корона — чудо. Прошлым летом учёные вели раскопки в Ольвии и неподалеку от неё раскопали скифскую могилу, где был похоронен Сайтафарн с женой. Оттуда Тиара и другие украшения, которые достались мне за очень большие деньги. Ведь надо, чтобы хоть раз в жизни повезло бедному коммерсанту».

          Дирекция музея пригласила крупнейших специалистов по античной археологии и искусству Вены — профессоров Бенндорфа, Бормана, Шнейдера, и они единогласно подтвердили античное происхождение Тиары, её высокую художественную ценность и главное — её безусловную древность. Но цена, запрошенная Гохманом, была столь велика, что Венский музей не смог приобрести Тиару, получить же деньги в несколько приёмов Гохман отказался и, завернув своё сокровище, ушёл.

           Он вынужден был вернуться в Россию, поручив продажу тиары двум венским антиквариям. Те отправились в парижский Лувр. Как и венские учёные, парижские авторитеты признали тиару произведением античного искусства и заявили, что такая вещь будет гордостью Лувра. Всего в качестве экспертов были приглашены 8 крупнейших учёных Франции — специалистов по античности и истории искусства. Продавцы тиары потребовали колоссальную по тем временам сумму 220 тыс. франков, что соответствовало примерно 100 тыс. рублей. Такими деньгами Лувр не располагал, и ассигновать их могла только палата депутатов Франции. Сомнений в согласии палаты на ассигнования не было, и несколько меценатов внесли требуемую сумму, а вскоре последовало решение об оплате покупки из бюджета Республики. Антиквары, ведшие переговоры с Лувром, получили 120 тыс. франков, Гохман получил 86 тыс. Тиара была выставлена в зале античного искусства Лувра и привлекала туристов со всего мира.

           Но уже в августе 1896 г. на Археологическом конгрессе в Риге директор Одесского музея Эрнст фон Штерн в своём докладе доказал, что Тиара — подделка. Его поддержали профессор из Мюнхена Адольф Фуртвенглер и петербургский профессор Александр Веселовский.В частности, в письме в газету «Новое время» он заявил, что «эта тиара могла быть просто сфабрикована в Очакове, где имеются специалисты по этой части».
Сомнения, что тиара настоящая, высказал и директор Одесского археологического музея Эрнст фон Штерн. Приглашенный в Одессу преподавать классическую филологию в Новороссийском университете, он вскоре активно включился в работу Одесского общества истории и древностей. А немного позднее был приглашен возглавить работу Одесского музея древностей. Одним из направлений его работы стало разоблачение развившихся в ту пору на русском Юге фальсификаций античных памятников.

          Тревожным сигналом послужили и высказывания признанного авторитета в научной среде генерала Александра Бертье-Делагарда, русского ученого французского происхождения. 

          Узнав в подробностях о приобретении Лувром тиары, он пишет в записках Одесского Императорского общества истории и древностей: «Вероятно ли, даже возможно ли, чтобы ольвийцы осмелились грозному царю написать на лбу такую штуку? Поистине, подобная идея может прийти в голову только современному поддельщику». Когда же Бертье-Делагард побывал в Париже и осмотрел тиару, то его подозрения только укрепились: «Я с особым удовольствием готов был бы признать свое мнение ошибочным, а тиару подлинною, но довольно тщательный осмотр не поколебал моего мнения. И мне остается сделать лишь следующее дополнение – работа тиары вообще превосходна, самого тонкого чекана и лучше, чем было все до сих пор виденное в поддельных вещах. Едва ли такой рисунок и чекан возможны в Одессе, так что поневоле приходиться придать значение ходящим у нас слухам, указывающим на Вену как на место подделок». Резче всех выступил один из крупнейших исследователей своего времени – мюнхенский ученый Адольф Фуртвенглер. В августе 1896 года вышла его статья в журнале «RevueCosmopolis», посвященная тиаре скифского царя. Он согласился, что тиара является произведением ювелирного искусства, но… не более того. И привел следующие доводы:
«Прежде всего, – объяснял Фуртвенглер, – всмотритесь в фигуры короны, в их движения, жесты, лица, одеяния. Разве это стиль античной пластики? Ведь это провинциальные актеры, подменяющие врожденную грацию и благородство древних героев театральным пафосом».

        Но наиболее весомым аргументом ученого было то, что он нашел прототипы целого ряда персонажей тиары. Они оказались на произведениях разных эпох и из разных, зачастую весьма отдаленных друг от друга, мест. Например, на ожерелье пятого века до н.э., найденном в Тамани; на вазах из Южной Италии, на украшениях из Керчи, на так называемом щите Сципиона, хранящемся в Лувре; других изделиях античных мастеров.
Из истории было известно, что ольвийцы действительно откупались от воинственного Сайтоферна 900 слитками чистого золота. Но когда и этого показалось мало алчному скифу, греки вынуждены были укреплять стены своих крепостей, а не дарить тиару своему недругу.

       В конечном итоге после всех критических замечаний Фуртвенглер так распалился, что, упрекнув ученых мужей в невежестве, пожелал им поскорей заменить находку настоящим греческим произведением искусства, а тиару предложил выбросить… в плавильную печь.

       Фуртвенглера во Франции знали, и обойти его мнение молчанием было невозможно. Пытаясь, как говорится, сохранить честь мундира, против него ополчились хранитель Лувра Эрон де Вильфос и братья Рейнаки. Много остроумия и еще больше язвительности было в их споре с немецким ученым…
       

        Тиара привлекла внимание общественности. 28 ноября 1896 года Паскаль Груссе, депутат от департамента Сены, сделал запрос в Национальном собрании: сомнительные вещи не должны покупаться и экспонироваться в Лувре. Результатов этот запрос не имел. Постепенно споры и дискуссии улеглись, тиара продолжала изумлять своей красотой посетителей Лувра, и все бы позабылось, если бы…

      7 лет спустя, в 1903 г., французские газеты опубликовали интервью Элина — художника с Монмартра, который утверждал, что он автор Тиары. Разразился страшный скандал. Во всех кабаре Парижа пели куплеты об учёных, севших в калошу (то есть, попавших в нелепую ситуацию, совершивших глупую ошибку), и депутатах палаты, ассигновавших деньги для жуликов. Вскоре оказалось, что Элин всё выдумал, однако интерес к тиаре вырос необычайно — за три дня Лувр посетили 30 тыс. человек.

       Позже газеты опубликовали интервью одного русского ювелира, который утверждал, что помогал в течение 8 мес. золотых дел мастеру из Одессы Израилю Рахумовскому в изготовлении тиары. Через несколько дней специальный корреспондент одной из крупнейших газет телеграфировал из Одессы: «Гравёр Израиль Рахумовский, проживающий в Одессе, Успенская, 36, объявляет с полной уверенностью, что он творец Тиары».

       Рахумовский готов был приехать в Париж и доказать правоту своих слов, если оплатят поездку и возместят потерю заработка за время пребывания в Париже. Он просил 1200 франков. Лувр, заплативший огромную сумму за приобретение тиры, пошел ещё на траты, чтобы установить истину. Париж раскололся на два лагеря: сайтафарнистов и анти-сайтафарнистов. Имя Рухомовского было у всех на устах.

       5 апреля 1903 года он приехал в Париж и остановился в гостинице под вымышленной фамилией Бардес, не желая привлекать внимание. Но репортёры узнали об этом и буквально штурмом взяли номер Рухомовского. Фотография его и Тиары обошла газеты всего мира.

       Надо отметить, что Рухомовский самостоятельно выполнял работу художника, ювелира, чеканщика, гравера.И в 1895 году последовал заказ на изготовление золотой тиары. Восемь месяцев упорного труда, и тиара была готова. Гохман забрал заказ и заплатил мастеру тысячу восемьсот рублей. Рухомовский был несказанно рад: «Впервые в моей жизни я сразу получил столько денег. Вместе со сбережениями у меня стало три тысячи рублей. Значит, я почти богат!..»

4. Из экспозиции в Мозырском объединенном краеведческом музее. Рабочие инструменты И. Рухомовского   и золотой кулон, созданный им.

      Когда разразился скандал, и газетчики наперебой атаковали Рухомовского, он по поводу авторства отвечал уклончиво: «Талмуд говорит, что для каждого человека в свое время наступит его час. Для меня мой час наступил теперь. Я получил несколько телеграмм с предложением приехать в Париж от таких редакций, как «Figaro», «Matin», «Petit Journal» и многих других. Я не отрицаю своего участия, но вместе с тем не могу подтвердить, что эта тиара – та самая, которую делал я».

        Началось расследование комиссией около двух месяцев. Рентген-анализов в то время еще не проводили. И от Рухомовского требовали очевидных доказательств его авторства.

        Специальная правительственная комиссия в беседе с ним быстро выяснила, что Рухомовский очень мало знаком с античной археологией, историей древнегреческого искусства и особенностями стиля изделий эпохи Сайтафарна. Без всяких колебаний он изложил мало кому известный рецепт, по которому был сделан сплав золотой пластины для Тиары. На глазах пораженных членов комиссии Рухомовский отчеканил часть фигурного фриза, которая оказалась полностью идентичной фрагмент у тиары. А потом точно назвал старинный рецепт металлического сплава, из которого сделана тиара.

       «Еще не видя самой тиары, я этим господам описал ее самым подробнейшим образом, указав все изъяны, специально мной сделанные; представил фотографические снимки, которые заказал в Одессе после того, как ее изготовил; представил даже гипсовые модели горельефов, указав при этом, в каких именно книгах они помещены. Я, наконец, по их требованию выписал из Одессы свои инструменты и у них на глазах этими инструментами точнейшим образом воспроизвел один из рисунков на тиаре. И всего этого этим господам мало! Неужели я должен сделать новую тиару, чтобы они поверили? Я сомневаюсь, впрочем, что эти господа и тогда убедятся – по той простой причине, что они просто не хотят быть убежденными».

          После этого «следственного эксперимента» комиссия признала: автор тиары – одесский гравер, и представила министру изящных искусств Франции доклад, в котором в самой категорической форме выразила свою убежденность в поддельности тиары. Экспертизу посчитали оконченной. Её передали в Музей современного искусства, а затем она вновь вернулась в Лувр, где хранится среди подделок.Её копия есть также в Британском музее.

       26 мая 1903 года в Париже состоялось присуждение наград французской секции декоративных искусств. Граверу Израилю Рухомовскому единогласно была присуждена медаль третьей степени. После этого на одессита, как из рога изобилия, посыпались заказы от лучших ювелиров и граверных заведений Франции. А тиару благополучно перевели из Лувра в музей поскромнее.

       Рухомовский переехал в Париж, где жил и работал. Его работы находятся в музее Фаберже и в частных коллекциях. Пишут, что он умер в бедности, однако он сам в своей автобиографии о себе этого он не пишет, лишь говорит, что у него очень счастливая крепкая семья, все дети работают, помогают друг другу и чтят Тору.